Харви
Когда Ненаглядный сказал мне написать что-нибудь "про нас", я думал, что напишу что-нибудь милое и безобидное, но я в наглую ушел в собственные кинки и в них благополучно заблудился 
Короче, моя сказка вышла, как обычно, с концом.
А поскольку я планирую поэксплуатировать эту идею и дальше, хитро обзову это первой частью и убегу в туман, весело смеясь.
Харви/Майлз. Часть 1В каждом из этих порочных кругов был свой Идол, который никогда не принимал участие в происходящем, но всегда присутствовал где-то выше раскинувшейся у его ног грязи и похоти – на него можно было смотреть, но его нельзя было трогать.
Чаще всего это были разодетые и разукрашенные девки, сидящие на своих балконах как какие-нибудь фарфоровые куклы. В них был влюблен каждый, кто заходил в эти двери, - наверное, какой-то невероятно специфический эффект таблеток, позволяющих тебе в едва ли сознательном состоянии протрахаться всю ночь и следующим днем подняться на работу. Полные гордости и презрения глаза Идолов следили за каждым «посетителем», и эти глаза заставляли выжимать из себя максимум на этом грязном празднике души. Каждый здесь в тайне желал оказаться лишь на том балконе, оцененный по достоинству, хотя, по сути, - скорее по отсутствию его. Такого никогда не случалось. И это каждую ночь все больше сводило с ума тех, кто хватался за новое и новое тело, горячее, мокрое, обнаженное, с совершенно стертыми очертаниями лица. Механизм крутился на противодействии доступного и недоступного. И это, стоит признать, действительно работало.
- Спасибо, Дэн. Кто сегодня наблюдает за нами?
Розовая таблетка перешла из рук бармена к посетителю и скрылась на языке последнего.
- Майлз,- спокойно ответил Дэнис – мой любимый и ближайший бармен в этом заведении.- Сегодня она, кажется, особенно не в духе.
Я повернулся на стуле, переводя взгляд на выступающий над залом балкон. Девушка, так любовно закутанная во что-то, что отдаленно могло напомнить кимоно, но даже и для кимоно было слишком громоздким и закрытым, равнодушно смотрела вниз, словно и не замечая того, что там сейчас происходило. Из слоев ткани виднелись только худые белые запястья, длинные пальцы постукивали по перильцам, не попадая в ритм медленной, тягучей музыки. Темные волосы были собраны назад, в свете проскальзывающих через зал лучей они блестели тонной вылитого на них лака, так что казалось, что она и сама горит также ярко, как расположенные по периметру прожекторы.
- Похоже на то,- задумчиво отозвался я, снова разворачиваясь к стойке.- Дай мне еще пива и я пойду.
Таблетка начинала действовать: член креп, волна возбуждения накрывала с головой, и только заунывная музыка – слитая в единое целое с эхом чужих голосов и скольжением смазки на телах, в телах, между телами – звучала в окутывавшей сознание дымке. Сидящая на какой-то нелепой по форме и даже, как мне тогда показалось, совершенно фаллической, софе блондинка дернула меня за ремень, прижимаясь губами к моему паху через джинсовую ткань. Ее рассыпанные по плечам волосы казались мне самым сексуальным, что я когда-либо видел в жизни. Конечно, в следующий раз я скажу совершенно то же самое.
Чертова софа была неудобной ни по высоте, ни по размеру, мне приходилось почти лежать на полу, чтобы оставаться между раскинутых ног девицы. В нос ударял едкий кислый запах, мой подбородок постоянно терся о раскрытые половые губы, на лице оставался склизкий след от смазки. Я не был уверен ни в том, что это еще та же девица, что делала мне минет, ни в том, что на моем лице действительно ее смазка, а не сперма кого-то из других посетителей зала. В этом месте действовали законы пенициллина и удачи, а не закон контрацепции. Сзади кто-то настойчиво пытался вылизать мне анус. Ни джинсов, ни белья при мне уже не было, где и когда они остались – вспомнить я не мог, да и не хотел. Что самое парадоксальное, майка на мне еще была; пропитанная потом она неприятно липла к телу. Проверить пол того, кто сейчас толкался языком в кольцо сфинктера, возможности у меня не было: мне в макушку упирались обе ладони, заставляя вжаться в ерзающую у меня по лицу промежность. Значения это не имело, но, впрочем, мне было даже немного интересно.
Вскидывая голову вверх, я видел все также мерно постукивающую по перилам ручку, да небольшой элемент огромного, нелепого в этой камуфляжности платья. Мне показалось, что по рукаву вышиты золотистые паучки, но это мне, вероятно, только показалось. Лица девушки я не видел, балкон был практически над самой моей головой, скрывая полностью ее фигуру; вниз свисали какие-то тяжелые бордовые шторы, такие же нелепые, как и наряд Идола. По моему бедру ползли чьи-то руки, судя по разности ощущений – по другому бедру уже другие. Когда я попятился назад, оба ощущения пропали, различать кого-то вокруг было уже невозможно, словно каждую минуту обнаженные тела копились все больше и больше в этом ограниченном зале; я пятился назад, неотрывно глядя на балкон, из-за перил которого все больше показывался силуэт разукрашенной девушки. Мне тогда даже казалось, что она стала еще более разукрашенной: белая кожа белее, черный карандаш чернее, красная помада краснее. Ее презрительный взгляд скользил по залу, не останавливаясь ни на ком в отдельности, хоть я и мог заметить, что в иные моменты на ее хорошеньком личике проскальзывает хмурая морщинка: а я не проверял, что она увидела, ведь мне это, в отличии от нее, наверняка понравится так сильно, что я вновь забуду про этот мистический балкон.
А чем дольше я на него смотрел, тем больше он меня манил. Девушка в куче одежды, косметики и, наверняка, с безумно сладкими духами казалась самым возбуждающим и желанным образом этого места против сплетенных, разгоряченных рядом со мной тел. И какая-то растревоженная таблетками грань сознания меня тянула вверх так сильно, что я был готов влезть на балкон прямо по гребаным шторам.
- Эй! – мой голос разнесся над залом, никто из посетителей на него не среагировал – мало ли людей здесь что-нибудь кричало.- Принцесса!
Кукольная головка качнулась и повернулась ко мне, девушка приподнялась, опираясь о перила, чтобы, вероятно, лучше меня разглядеть. Поняла, что про нее, да? И увидела меня. Меня. Без штанов, в мокрой майке, со стоявшим колом членом и засохшими следами смазки на лице. Ее глаза неприятно сощурились, и она подалась обратно, отворачиваясь от меня с таким презрением, какое, как мне кажется, только может выразить эта ангельская мордашка.
- Эй! – я снова выкрикнул, встречаясь с ее вернувшимся взглядом.- После смены кафе за углом. Если не придешь, я обязательно к чертям собачьим уничтожу это место!
Я открыл было рот, чтобы пообещать что-нибудь еще, из области такого же нереального, что уже успел пообещать, но меня дернули за руки так сильно, что я чуть было не прикусил себе язык. Охрана выволакивала меня на выход. Протрезвел я уже на холодном после душного зала воздухе, держа в руках потерянные внутри элементы моего гардероба. Мне всегда было интересно, как здесь умудряются следить за тем, с кого что снимается и где остается, потому что до сих пор я получал в точности то, в чем и приходил, до последнего презерватива в кармане джинсов.
Кафешка и ее постояльцы насквозь пропахли картошкой фри и молочными коктейлями. Ее плюс заключался в том, что она была круглосуточной. Минус же в том, что в том районе, где она находилась, мало кого интересовали яблочные оладьи и эспрессо. Заглядывали туда пара-тройка пенсионеров и жители рядом расположенных мотелей. Ну, и я. Не мог избавиться от привычки пить кофе после того как пройдет действие таблеток и организм попросит резервного запаса энергии.
Отмываясь после гулянки в сортире и рассматривая себя в давно треснувшем зеркале – возможно, оно сюда было привезено таким с самого начала – я позитивно отметил, что выгляжу не так дурно, как выглядел иногда, особенно когда таблетки отпускали сложнее и я мог перегибаться над унитазом еще несколько часов, прежде чем смогу действительно здраво соображать. Свое ночное представление я помнил, но мало придавал ему значения: когда живешь в двух совершенно разных мирах, все то, что происходит в одном из них, в нем и остается. Если бы это было по-другому, это была бы совсем сумасшедшая жизнь для обычного человека.
Расположившись на мягком красном диване у окна, обивка которого сильно протерлась и прорвалась на тех местах, где обтягивала каркас, я заканчивал уже вторую чашку эспрессо. Передо мной разворачивалась улица, заставленная машинами и скутерами, дороги еще были пусты, и только светофор уверенно переключал свет, готовый к тому, что кто-то может выбраться из дома в такую рань.
- Майлз. Майлз Картер.
Я изумленно обернулся, во все глаза глядя на стоявшего рядом со мной человека. Высокий темноволосый парнишка протягивал мне руку, сверля меня таким недовольным взглядом, словно я по меньшей мере сбил его собаку. Клетчатая рубашка на его плечах была накинута поверх светлой футболки, я рефлекторно ответил на рукопожатие, задержавшись взглядом где-то в середине фигуры незнакомца, сам не понимая, что я там хотел бы обнаружить.
- С тебя кофе, рыцарь,– он надменно улыбнулся и сел напротив меня, глазами указывая на прилавок.- С молоком, без сахара. И больше не называй меня принцессой.

Короче, моя сказка вышла, как обычно, с концом.
А поскольку я планирую поэксплуатировать эту идею и дальше, хитро обзову это первой частью и убегу в туман, весело смеясь.
Харви/Майлз. Часть 1В каждом из этих порочных кругов был свой Идол, который никогда не принимал участие в происходящем, но всегда присутствовал где-то выше раскинувшейся у его ног грязи и похоти – на него можно было смотреть, но его нельзя было трогать.
Чаще всего это были разодетые и разукрашенные девки, сидящие на своих балконах как какие-нибудь фарфоровые куклы. В них был влюблен каждый, кто заходил в эти двери, - наверное, какой-то невероятно специфический эффект таблеток, позволяющих тебе в едва ли сознательном состоянии протрахаться всю ночь и следующим днем подняться на работу. Полные гордости и презрения глаза Идолов следили за каждым «посетителем», и эти глаза заставляли выжимать из себя максимум на этом грязном празднике души. Каждый здесь в тайне желал оказаться лишь на том балконе, оцененный по достоинству, хотя, по сути, - скорее по отсутствию его. Такого никогда не случалось. И это каждую ночь все больше сводило с ума тех, кто хватался за новое и новое тело, горячее, мокрое, обнаженное, с совершенно стертыми очертаниями лица. Механизм крутился на противодействии доступного и недоступного. И это, стоит признать, действительно работало.
- Спасибо, Дэн. Кто сегодня наблюдает за нами?
Розовая таблетка перешла из рук бармена к посетителю и скрылась на языке последнего.
- Майлз,- спокойно ответил Дэнис – мой любимый и ближайший бармен в этом заведении.- Сегодня она, кажется, особенно не в духе.
Я повернулся на стуле, переводя взгляд на выступающий над залом балкон. Девушка, так любовно закутанная во что-то, что отдаленно могло напомнить кимоно, но даже и для кимоно было слишком громоздким и закрытым, равнодушно смотрела вниз, словно и не замечая того, что там сейчас происходило. Из слоев ткани виднелись только худые белые запястья, длинные пальцы постукивали по перильцам, не попадая в ритм медленной, тягучей музыки. Темные волосы были собраны назад, в свете проскальзывающих через зал лучей они блестели тонной вылитого на них лака, так что казалось, что она и сама горит также ярко, как расположенные по периметру прожекторы.
- Похоже на то,- задумчиво отозвался я, снова разворачиваясь к стойке.- Дай мне еще пива и я пойду.
Таблетка начинала действовать: член креп, волна возбуждения накрывала с головой, и только заунывная музыка – слитая в единое целое с эхом чужих голосов и скольжением смазки на телах, в телах, между телами – звучала в окутывавшей сознание дымке. Сидящая на какой-то нелепой по форме и даже, как мне тогда показалось, совершенно фаллической, софе блондинка дернула меня за ремень, прижимаясь губами к моему паху через джинсовую ткань. Ее рассыпанные по плечам волосы казались мне самым сексуальным, что я когда-либо видел в жизни. Конечно, в следующий раз я скажу совершенно то же самое.
Чертова софа была неудобной ни по высоте, ни по размеру, мне приходилось почти лежать на полу, чтобы оставаться между раскинутых ног девицы. В нос ударял едкий кислый запах, мой подбородок постоянно терся о раскрытые половые губы, на лице оставался склизкий след от смазки. Я не был уверен ни в том, что это еще та же девица, что делала мне минет, ни в том, что на моем лице действительно ее смазка, а не сперма кого-то из других посетителей зала. В этом месте действовали законы пенициллина и удачи, а не закон контрацепции. Сзади кто-то настойчиво пытался вылизать мне анус. Ни джинсов, ни белья при мне уже не было, где и когда они остались – вспомнить я не мог, да и не хотел. Что самое парадоксальное, майка на мне еще была; пропитанная потом она неприятно липла к телу. Проверить пол того, кто сейчас толкался языком в кольцо сфинктера, возможности у меня не было: мне в макушку упирались обе ладони, заставляя вжаться в ерзающую у меня по лицу промежность. Значения это не имело, но, впрочем, мне было даже немного интересно.
Вскидывая голову вверх, я видел все также мерно постукивающую по перилам ручку, да небольшой элемент огромного, нелепого в этой камуфляжности платья. Мне показалось, что по рукаву вышиты золотистые паучки, но это мне, вероятно, только показалось. Лица девушки я не видел, балкон был практически над самой моей головой, скрывая полностью ее фигуру; вниз свисали какие-то тяжелые бордовые шторы, такие же нелепые, как и наряд Идола. По моему бедру ползли чьи-то руки, судя по разности ощущений – по другому бедру уже другие. Когда я попятился назад, оба ощущения пропали, различать кого-то вокруг было уже невозможно, словно каждую минуту обнаженные тела копились все больше и больше в этом ограниченном зале; я пятился назад, неотрывно глядя на балкон, из-за перил которого все больше показывался силуэт разукрашенной девушки. Мне тогда даже казалось, что она стала еще более разукрашенной: белая кожа белее, черный карандаш чернее, красная помада краснее. Ее презрительный взгляд скользил по залу, не останавливаясь ни на ком в отдельности, хоть я и мог заметить, что в иные моменты на ее хорошеньком личике проскальзывает хмурая морщинка: а я не проверял, что она увидела, ведь мне это, в отличии от нее, наверняка понравится так сильно, что я вновь забуду про этот мистический балкон.
А чем дольше я на него смотрел, тем больше он меня манил. Девушка в куче одежды, косметики и, наверняка, с безумно сладкими духами казалась самым возбуждающим и желанным образом этого места против сплетенных, разгоряченных рядом со мной тел. И какая-то растревоженная таблетками грань сознания меня тянула вверх так сильно, что я был готов влезть на балкон прямо по гребаным шторам.
- Эй! – мой голос разнесся над залом, никто из посетителей на него не среагировал – мало ли людей здесь что-нибудь кричало.- Принцесса!
Кукольная головка качнулась и повернулась ко мне, девушка приподнялась, опираясь о перила, чтобы, вероятно, лучше меня разглядеть. Поняла, что про нее, да? И увидела меня. Меня. Без штанов, в мокрой майке, со стоявшим колом членом и засохшими следами смазки на лице. Ее глаза неприятно сощурились, и она подалась обратно, отворачиваясь от меня с таким презрением, какое, как мне кажется, только может выразить эта ангельская мордашка.
- Эй! – я снова выкрикнул, встречаясь с ее вернувшимся взглядом.- После смены кафе за углом. Если не придешь, я обязательно к чертям собачьим уничтожу это место!
Я открыл было рот, чтобы пообещать что-нибудь еще, из области такого же нереального, что уже успел пообещать, но меня дернули за руки так сильно, что я чуть было не прикусил себе язык. Охрана выволакивала меня на выход. Протрезвел я уже на холодном после душного зала воздухе, держа в руках потерянные внутри элементы моего гардероба. Мне всегда было интересно, как здесь умудряются следить за тем, с кого что снимается и где остается, потому что до сих пор я получал в точности то, в чем и приходил, до последнего презерватива в кармане джинсов.
Кафешка и ее постояльцы насквозь пропахли картошкой фри и молочными коктейлями. Ее плюс заключался в том, что она была круглосуточной. Минус же в том, что в том районе, где она находилась, мало кого интересовали яблочные оладьи и эспрессо. Заглядывали туда пара-тройка пенсионеров и жители рядом расположенных мотелей. Ну, и я. Не мог избавиться от привычки пить кофе после того как пройдет действие таблеток и организм попросит резервного запаса энергии.
Отмываясь после гулянки в сортире и рассматривая себя в давно треснувшем зеркале – возможно, оно сюда было привезено таким с самого начала – я позитивно отметил, что выгляжу не так дурно, как выглядел иногда, особенно когда таблетки отпускали сложнее и я мог перегибаться над унитазом еще несколько часов, прежде чем смогу действительно здраво соображать. Свое ночное представление я помнил, но мало придавал ему значения: когда живешь в двух совершенно разных мирах, все то, что происходит в одном из них, в нем и остается. Если бы это было по-другому, это была бы совсем сумасшедшая жизнь для обычного человека.
Расположившись на мягком красном диване у окна, обивка которого сильно протерлась и прорвалась на тех местах, где обтягивала каркас, я заканчивал уже вторую чашку эспрессо. Передо мной разворачивалась улица, заставленная машинами и скутерами, дороги еще были пусты, и только светофор уверенно переключал свет, готовый к тому, что кто-то может выбраться из дома в такую рань.
- Майлз. Майлз Картер.
Я изумленно обернулся, во все глаза глядя на стоявшего рядом со мной человека. Высокий темноволосый парнишка протягивал мне руку, сверля меня таким недовольным взглядом, словно я по меньшей мере сбил его собаку. Клетчатая рубашка на его плечах была накинута поверх светлой футболки, я рефлекторно ответил на рукопожатие, задержавшись взглядом где-то в середине фигуры незнакомца, сам не понимая, что я там хотел бы обнаружить.
- С тебя кофе, рыцарь,– он надменно улыбнулся и сел напротив меня, глазами указывая на прилавок.- С молоком, без сахара. И больше не называй меня принцессой.
@темы: не к слову и не к месту, #friends
Cкачать Либидо Твой пол Мужской бесплатно на pleer.com
Моар.
МОАР.
В - вуайеризм.
шучу, кентавром не надо
Шпашибо